мне, потому как Васька сразу же нырнул внутрь корпуса лодки, и не показывался от туда носа, даже для того, чтобы перекусить. Крыша, хоть и прикрывала чуть сверху, но боковины были открыты, да и лобовое стекло закрывало проем только наполовину. Но парус накинутый мною на себя в общем-то спасал от дождя. Чуть ближе к ночи я услышал какой-то сильный треск, похожий на рвущуюся ткань. Выглянув из-под паруса, понял, что крыши над головой у меня уже нет. Порыв ветра просто сорвал верхнюю часть установленной на корме кабины, и сейчас она, опрокинувшись держалась на задней стенке большей частью находясь в воде за задним бортом. Воспользовавшись кратковременным затишьем, постарался натянуть укрывающий большую часть лодки брезент, до самой кормы. В итоге, хотя все задуменное и не получилось, но тем не менее оставшуюся часть ночи провел относительно спокойно. Конечно если не считать раскачивающуюся на прибрежной возне лодку, и порявы ветра, грозящие оставить меня без укрытия. Позже, когда погода успокоилась, я решил не восстанавливать сброшенную кабину на старое место, как бы мне не было этого жаль, а совсем открутил о лодки и бросил на берегу.
Похоже, коту было чем заняться, пока я прятался под парусиной, укрываясь от дождя. Стоило только ветру с дождем слегка поутихнуть, как Васька тут же появился мне на глаза, с неизвестно откуда взявшейся небольшой крысой в зубах. Вероятнее всего, она залезла в шлюпку еще на судне, и все это время сидела, затаившись где-то среди мешков с продуктами. Тому, что Васька не услышал ее раньше, скорее всего мешал рокот мотора. Как оказалось, один из мешков с сухарями был подгрызен, и похоже именно крысой, которую поймал мой напарник. Вот и он начал приносить хоть какую-то пользу.
Утром пришлось заняться наведением порядка. Как бы я не крутился всю ночь, а часть воды все же попала в лодку. Правда благодаря установленной на середине перегородке, и вовремя закрытой от дождя передней части, вода находилать только возле кормы. Но все равно, вычерпывать ее, а затем тряпкой убирать остатки, стоя почти по колено в воде, пусть и в прорезиненных сапогах, не самое большое удовольствие.
После того как с кормы была убрана импровизированная рубка, лодочка казалось облегченно вздохнула и с новыми силами устремилась дальше. Сразу заметно увеличилась скорость, хотя никаких регулировок на двигателе я не проводил. Видимо все таки уменьшилась парусность. Установленная на корме кабина, хоть и повышала в какой-то степени мои удобства, но и давала дополнительное сопротивление. И остальную часть пути я прошел гораздо быстрее. Это было несколько странно, потому что я точно помнил из карт и лоций, что в проливе имеется небольше течение, направленное против моего движения. Но вышло как вышло, и эта одна из тех старрностей, которая добавилась в мою копилку несколько позже.
К моему удивлению, горючего хватило не на расчётные триста пятьдесят — четыреста километров, а на все шесть сотен с хвостиком. И на двенадцатый день плавания, я можно сказать на последних каплях бензина, пришвартовался, возле небольшой деревянной пристани, в крохотном заливчике острова Сахалин. Выбрал я это место потому, что находясь неподалеку от берега заметил на берегу мужика с чисто русским лицом. Место было довольно глухим, и я решил, что раз уж здесь живет русский человек, то наверняка не встречу никого постороннего. Владимир Яковлевич, принял меня более чем радушно. По его словам люди моей внешности последнее время, достаточно редко посещали остров, предпочитая наоборот покинуть его, уйдя на материк.
— Почему же тогда вы не следуете их примеру?
— А куда мне бежать? Здесь мой дом, моя семья, да не думаю, что то что происходит сейчас будет длиться вечно. Это сейчас России не слишком нужен Сахалин, возможно из-за каких-либо других проблем, но придет время и все вернется на круги своя.
Из дальнейших его слов, я понял, что Владимир Яковлевич, попал сюда в далеком 1908 году, высланный еще царским правительством в ссылку, в Приамурское Генерал-Губернаторство с центром в городе Хабаровске. От Хабаровска до Сахалина довольно далеко, но подобное переселение как раз и не возбранялось, тем более, что и здесь требовались грамотрные руководители, и их пошники. В итоге, бывший студент осел на острове. Здесь он завел семью, взяв себе в жены представительницу из местного народа Айн, которая родила ему сына. В ответ я попытался рассказать ему свою историю. Разумеется не полную, со времени моего появления в этом мире, а с момента крушения судна, и того, как я собственными силами, в одиночку собрал катер, на котором и пришел сюда.
— Сказочник! — Реакция мужчины меня очень удивила, он же между тем продолжил.
— Мне совершенно все равно, что ты делал на севере, судя по твоему катеру, кто-то экипировать тебя вполне достойно. Как ты уже слышал, я не слишком лояльно отношусь к тому, во что превратилась Российская империя в последние годы.
Мужчина на какое-то время замолчал, а после продолжил.
— Историю того сухогруза, выброшенного десять лет назад на Большой Шантар, знает пожалуй все население, не только Сахалина, но и Хабаровского края. Насколько я помню, это произошло в 1926 году.
Последние его слова заставили меня изумленно вскинуться.
— А какой же тогда сейчас год?
— Не нужно строить из себя неизвестно кого. Разумеется 1936-й. Я уже говорил, что мне по большому счету все равно, что именно ты искал в северных районах России, поэтому не нужно притворяться сверх меры. Так вот, о том, что на остров выбросило большое судно, узнали буквально на следующий день. Ведь остров был вполне обитаем. Там находился поселок китобоев, вытапливающих жир, чуть севернее имелось стойбище уйльта, местных аборигенов, живущих за счет охоты. Естественным было желание посетить выброшенное на берег судно, чтобы оказать помощь выжившим, а возможно и найти что-то ценное для себя. Что ни говори, а со снабжением здесь плоховато. Вот только первый же посетивший это судно охотник, был до ужаса удивлен тем, что обнаружил на судне огромное количество трупов, без каких-либо внешних повреждений. Вернувшись обратно в поселок, рассказал об этом, а буквально через неделю и сам отправился к праотцам, скончавшись от неизвестной болезни. Вскоре, вслед за ним ушли и большинство обитателей стойбища, так или иначе общавшихся с ним, все же успев при этом, сообщить о находке на материк.
Позже, жертвами неизвестного проклятия или болезни, стали еще два-три десятка человек, как с Российской, так и с Японской стороны, после чего корабль объявили проклятым, а посещение острова поставили под запрет. В конце лета 1926 года, пришедший к острову Российский крейсер «Новик», сдернул судно с мели, оттащил в открытое море, где расстреляв из собственных орудий, утопил его. На этом собственно